Почему я не сочувствую?
Почему я не сочувствую? Психоаналитический взгляд на эмпатию и защитные механизмы
Один из клиентов пришёл на консультацию в состоянии лёгкой растерянности: его девушка обиделась, они не разговаривают уже вторую неделю, и он не понимает почему.
Он описывает ситуацию так:
«Она пришла домой очень расстроенная, было видно, что она плакала. Она рассказала, что шла по улице, подскользнулась, упала и сильно ушибла ногу. Я просто спросил: «А куда ты шла?». Она обиделась и перестала со мной разговаривать».
На первый взгляд ситуация кажется тривиальной — обычная ссора, вызванная, возможно, неуместным вопросом.
Но если заглянуть глубже, здесь открывается целый пласт бессознательных процессов, которые могут многое рассказать как о клиенте, так и о динамике их отношений.
1. Сенсорный сигнал боли: что она принесла с собой?
Девушка вошла домой в состоянии явного стресса: плакала, физически травмирована, ищет утешения или хотя бы сочувствия.
В таких случаях человек часто не столько делится информацией, сколько выносит наружу своё внутреннее состояние.
Это не просто история о падении — это попытка быть услышанной, увиденной, получившей эмоциональную поддержку.
Если представить её состояние как некий "эмоциональный груз", то можно сказать, что она пришла домой не только с ушибленной ногой, но и с повреждённым чувством безопасности, доверия к себе и окружающему миру.
Ей нужно было восстановиться — через внимание, заботу, возможно, даже через прямое выражение: «Я сейчас слабая, мне нужен ты».
2. Вопрос как защита: отчуждение вместо связи
Клиент же отвечает ей вопросом, который формально может показаться нейтральным, но эмоционально звучит как отстранение: «А куда ты шла?».
Это не простой интерес к деталям произошедшего.
Это вопрос, который:
- Смещает акцент с её боли на внешние обстоятельства.
- Формализует ситуацию, переводит её в рациональное поле.
- Не даёт ответа на её эмоциональный запрос: «Ты меня видишь? Ты рядом?»
В психоанализе такой способ реагирования часто интерпретируется как проявление рационализации или отчуждения — одного из защитных механизмов, направленного на избегание болезненных эмоций.
То есть, вместо того чтобы войти в контакт с её болью, клиент автоматически отдаляет себя от неё, прячась за логикой.
3. Бессознательные причины холодности: страх уязвимости
Почему человек так реагирует?
Часто подобные реакции связаны с тем, что он сам боится быть уязвимым.
Если он начнёт сочувствовать, ему придётся признать, что мир небезопасен, что любимому человеку больно, что он тоже может упасть, получить удар, потерять контроль.
И тогда — что?
Что делать, если ты не можешь всё исправить?
Если ты не в силах защитить?
Иногда неумение сочувствовать — это форма защиты от собственного страха перед беспомощностью.
Можно предположить, что в его истории были ситуации, где проявление эмпатии вело к боли: например, когда он был маленьким и пытался утешить родителя, который не мог справиться с собственной болью.
Возможно, он научился, что сочувствие — это тяжёлое бремя, которое никто не ценит, или что эмоциональная связь слишком опасна.
4. Гендерные стереотипы и роль мужчины
Нельзя исключать и влияние культурных установок.
Во многих культурах мужчинам с раннего возраста внушают, что они должны быть «сильными», «рациональными», «контролирующими».
Эмоциональная отзывчивость, особенно к чужой боли, может восприниматься как слабость.
Поэтому вместо того, чтобы обнять, сказать: «Как тебе больно, давай посмотрим, что с ногой», он выбирает безопасную для себя форму — задать вопрос, сохранить дистанцию.
Он хочет быть помощником, но не умеет быть партнёром.
5. Обида как граница: «Ты не увидел меня»
Для девушки вопрос стал сигналом: «Ты меня не видишь. Ты не рядом. Ты не мой союзник».
Это не просто обида на невнимательность — это рана в сфере привязанности.
Она ожидала, что в момент боли и уязвимости он будет рядом, примет её боль, а он отреагировал так, будто ничего особенного не произошло.
Обида — это своего рода психологическая граница, которую человек выставляет, когда чувствует, что его потребности игнорируются.
Когда она перестаёт говорить, она сообщает: «Я больше не готова быть невидимой».
6. Что дальше? Работа с эмпатией и защитами
Работа с клиентом в этом случае должна направлена на несколько уровней:
- Осознание своих защитных механизмов:
Почему он выбрал именно такой способ реагирования? Что происходит внутри него, когда кто-то плачет рядом?
- Проработка страхов уязвимости:
Есть ли у него опыт того, что эмпатия ведёт к потере контроля, к боли?
- Развитие эмоциональной доступности:
Как научиться быть рядом, когда другому плохо, без попыток «решить проблему»?
- Переосмысление мужественности:
Можно ли быть сильным и при этом быть мягким?
Может ли быть нормальным не знать, что сказать?
Сочувствие — это выбор, но не всегда осознанный.
Вопрос «Почему я не сочувствую?» на самом деле звучит как «Почему я не могу быть рядом с чужой болью?».
Это не просто вопрос эмпатии, а вопрос внутренней свободы — способности позволить себе быть уязвимым, чувствовать, не теряя контроля.
Клиент не хотел обидеть.
Он просто не смог войти в её эмоциональное состояние.
Но в отношениях важно не только то, что мы делаем, но и то, как мы присутствуем.
А его вопрос — «А куда ты шла?» — стал метафорой его внутренней отстранённости, которая стала стеной между ними.
Остановимся подробнее на очень важном аспекте…
Как быть рядом без решения: Почему родители спешат «спасти» и как это мешает ребёнку
В психоаналитическом подходе особое внимание уделяется тому, как взрослые реагируют на эмоциональные состояния детей.
Часто вместо того, чтобы просто быть рядом, слышать, утешить — мы пытаемся сразу что-то изменить, исправить, предложить решение.
Это происходит инстинктивно: нам больно видеть страдание ребёнка, и мы хотим его остановить.
Но в этой спешке "помочь" мы можем непроизвольно лишить ребёнка одного из самых важных навыков — умения быть с собой в состоянии боли, страха, разочарования или радости.
Почему родители так поступают?
1. Собственная тревога.
Видеть страдание ребёнка — это мощный эмоциональный триггер для родителя.
У многих людей в детстве их собственные чувства игнорировались или подавлялись.
Поэтому теперь они боятся, что боль их ребёнка не прекратится, если её не заглушить.
Они не выдерживают паузу между эмоцией и действием.
2. Культурные установки.
Мы живём в культуре решения проблем.
В школах, на работе, в медиа нас учат: если есть проблема — решай.
Но эмоции — это не задача, которую нужно решать.
Это состояние, которое нужно пережить.
3. Желание быть хорошим родителем.
Родитель думает: «Если я сделаю что-то — значит, я помогаю».
Но он не осознаёт, что иногда самое ценное — это просто быть рядом.
Он боится показаться бездействующим.
Почему это вредно для ребёнка?
Когда ребёнок получает сигнал, что его эмоции нужно немедленно «выключить», он начинает учиться:
- Не доверять своим чувствам.
- Рационализировать то, что он испытывает.
- Стыдиться своих эмоций, потому что его учат, что с ними нельзя просто быть — их надо "пережить быстро".
Такие дети вырастают с трудностями:
- в распознавании собственных эмоций;
- в умении находить внутренние ресурсы;
- в устойчивости к стрессу — ведь они не научились справляться со своими состояниями самостоятельно.
Характерные примеры из жизни
1. Малыш упал и заплакал.
Родитель: «Ничего страшного, ты же большой! Пойдём, покажу тебе новую игрушку — забудешь про это!»
Что происходит внутри у ребёнка: «Мне было больно, но мне сказали, что это не важно. Значит, моё чувство — неправильное. Лучше скрыть его и сделать вид, что всё в порядке».
Итог: ребёнок начинает игнорировать свою физическую и эмоциональную боль.
2. Подросток пришёл домой расстроенный после конфликта с другом.
Родитель: «Позвони ему и всё объясни! Или выброси его из друзей — таких не жалко!»
Что происходит внутри у ребёнка: «Я не могу просто быть расстроенным. Мне сразу дают готовый ответ. Я не успел понять, что я чувствую и что хочу делать».
Итог: формируется зависимость от внешнего мнения и страх остаться один на один с собой.
3. Ребёнок грустит перед первым днём в новой школе.
Родитель: «Да ты будешь там отлично! Посмотри, какая красивая форма, новые друзья будут!»
Что происходит внутри у ребёнка: «Мне страшно, но мне говорят, что я должен быть рад. Значит, мой страх — глупость».
Итог: ребёнок учится маскировать тревогу, которая остаётся внутри и может вылезти в будущем в форме панических атак, заедания тревоги или хронической неуверенности.
Как быть рядом, не решая? Три шага
1. Услышать.
Просто сказать: «Я вижу, что тебе сейчас тяжело. Хочешь рассказать?»
2. Остаться рядом.
Не уводить от чувства, а позволить ребёнку быть в нём. Можно обнять, взять за руку, просто сидеть рядом.
3. Не торопить.
Не предлагать решений, пока ребёнок не будет готов.
Дать ему время прожить эмоцию и самому найти выход.
Ребёнок учится быть с собой через то, как его видят другие.
Если родитель умеет быть рядом, когда ребёнку плохо, без попыток «закрасить» боль, он даёт ему самый ценный подарок — право на свои чувства и силу справиться с ними.
Это и есть настоящее сочувствие — не спасать, а присутствовать.
Прямой аналог, но из более раннего возраста
Младенец обнаруживает, что где-то рядом лежит игрушка, которая ему нужна прямо сейчас.
Он увидел ее, она нужна ему.
Он пытается повернуться удобнее, протянуть руку, измеряя расстояние от себя до игрушки, примеряясь к своим усилиям, необходимым для добычи желаемого.
У него не получается, он гневается и пытается вновь.
Если бы он умел говорить, то сказал бы: «Мне нужна игрушка. Надо ее достать. Вероятно, для достижения моей цели я должен повернуться. А еще, похоже, надо протянуть руку. Не получается! Игрушка слишком далеко! Значит, похоже, что надо оттолкнуться и ползти!».
В такой момент младенец учится не только «видеть цель и поворачивать к ней голову», а нащупывает свои моральные и физические возможности, необходимые для удовлетворения своей потребности сейчас и здесь.
Что сделает мама, которая считает себя «идеальной» или «заботливой» матерью?
В момент, когда ребенок только увидел игрушку, она возьмет ее и подаст ребенку.
Тем самым лишив его возможности приобрести навык и опыт.
Она ведь заботливая мать!
Которая оказывает ребенку медвежью услугу.
Ребенок начинает запоминать, что связь между его потребностью и реализацией такая: «захотел — оно появилось само, по волшебству, не надо прилагать никаких усилий».
Потом такая «идеальная» мать удивляется — почему ребенок «ничего не хочет делать, ничем не увлекается», не хочет учиться, не может найти себе пару или работу.
Что сделает достаточно хорошая мать?
Она подождет, когда ребенок сам проделает все выше описанное, тем самым дав ребенку возможность приобрести навык самостоятельного достижения.
Важное примечание: никто не призывает к «хронической фрустрации».
Когда-то надо дать ребенку возможность справиться самостоятельно, а когда-то — сделать вместо него.
Как «правильно» — может понять, почувствовать только родитель в каждом конкретном случае.
Как такой аналог связан с вопросами сочувствия?
В данном случае, игрушка — способность контактировать со своими чувствами и состояниями, способность их освоить и «жить/ проживать их».
Когда родитель предлагает «готовое решение» (подает игрушку без усилий со стороны ребенка), он учит ребенка обесцениванию собственных чувств, а следовательно и обесцениванию чувств других людей.
Вот из таких историй вырастают мужчины (и женщины тоже, разумеется), которые вместо необходимого сочувствия выдают вопросы из серии «А куда ты шла?».
С уважением,
Елена Нечаева,
психолог-психоаналитик