Вот так тоже бывает - напишешь книгу, а потом оказывается, что она - к юбилею Карлоса Кастанеды (25-го декабря - 100 лет)...
Джудит Рич Харрис и развитие ребёнка: 25 лет спустя после «Предположения о воспитании»
Перевод:
ИИ + Елена Нечаева,
интерпретации и комментарии:
Елена Нечаева
neacoach.ru
Анонс статьи (от переводчика)
Что формирует личность ребёнка — любовь родителей или сверстники? Гены или воспитание?
В 1998 году вышла книга Джудит Рич Харрис «Предположение о воспитании», которая потрясла основы современной психологии.
Без академических регалий, но с редкой научной честностью, Харрис поставила под сомнение одну из самых устойчивых догм — что родительское воспитание определяет характер, темперамент и судьбу ребёнка.
Опираясь на данные поведенческой генетики, она утверждала: долгосрочное влияние родителей на личность детей — иллюзия, порождённая смешением генетического и средового факторов.
Спустя 25 лет, в специальном выпуске журнала Developmental Review, ведущие исследователи — от социальных психологов до криминологов и генетиков — переосмысливают наследие Харрис.
Её идеи не только выдержали испытание временем, но и открыли новые горизонты в понимании социализации, индивидуальных различий и роли «внесемейной» среды — особенно групп сверстников — в становлении «Я».
Эта статья — одновременно дань уважения выдающейся мыслительнице и призыв к рефлексии: как часто мы, даже в клинической практике, принимаем за данность влияние родительского «ухода» («уход» здесь — как условное обозначение всей социализирующей активности родителей, которую психология и психоанализ долгое время считали центральным фактором развития личности), не замечая, что за этим может скрываться генетическая предопределённость или скрытые механизмы групповой идентификации?
Для психоаналитиков, работающих с вопросами идентичности, травмы, семейной динамики и раннего опыта, статья предлагает важную провокацию: пересмотреть границы между тем, что мы считаем «влиянием среды», и тем, что на самом деле связано с биологией, случайностью и социальной средой за пределами семьи.
Библиографическая справка
- Боутвелл, Б. Б. Джудит Рич Харрис и развитие ребёнка: 25 лет спустя после «Предположения о воспитании» / Б. Б. Боутвелл, С. Пинкер // Developmental Review. — 2024. — Т. 74. — С. 101164. Boutwell, B. B., & Pinker, S. (2024).
- Judith Rich Harris and child development: 25 years after The Nurture Assumption. Developmental Review, 74, 101164.
ПЕРЕВОД СТАТЬИ
Название статьи: «Джудит Рич Харрис* и развитие ребёнка: 25 лет спустя после "Предположения о воспитании"»
Брайан Б. Баутвелл (Университет Миссиссиппи, Медицинский центр Университета Миссиссиппи, США)
Стивен Пинкер (Гарвардский университет, США)
*Краткая биография Джудит Рич Харрис (от переводчика)
Родилась 10 февраля 1938 года в Бруклине (Нью-Йорк).
Отец Джудит страдал аутоимунным заболеванием, потому семья часто переезжала по США - в поисках подходящего для отца климата.
В 1959 году с отличием окончила Брандейский университет.
В 1960 году была отчислена из докторской программы по психологии Гарвардского университета, потому что "оригинальность и независимость" ее работы не соответствовали стандартам университета. Перед уходом ей была присловена степень магистра.
После 1981 года сосредоточилась на написании учебников по психологии развития.
В 1994 году сформулировала новую теорию развития ребёнка, фокусируясь на группе сверстников, а не на семье.
Самая известная книга - "Предположение о воспитании" (1998) - вызвала самые острые дискуссии, о которых пойдет речь в статье (далее).
Умерла 29 декабря 2018 года в возрасте 80 лет.
Данный специальный выпуск журнала Developmental Review посвящён памяти Джудит Рич Харрис и тем важным вкладам, которые она внесла в изучение детского развития.
Хотя она не имела традиционных академических регалий и не занимала университетской должности, её работа заставила профессиональных исследователей пересмотреть один из фундаментальных постулатов психологии.
Вопреки как здравому смыслу, так и устоявшимся представлениям, Харрис утверждала: родители не оказывают устойчивого влияния на личность, предпочтения и темперамент своих детей.
Её идеи были встречены с недоверием, и потребовалось время, прежде чем рефлекторное отторжение уступило место более вдумчивому обсуждению.
В десятилетия, прошедшие после выхода её самой известной книги «Предположение о воспитании» (The Nurture Assumption, 1998), влияние Харрис распространилось далеко за пределы её родной области — возрастной психологии.
В настоящем выпуске участвуют криминологи, социальные психологи и исследователи поведенческой генетики.
Этот сборник даёт редкую возможность поразмышлять о необычной судьбе этой удивительной исследовательницы и о том интеллектуальном наследии, которое она оставила после себя.
Данный специальный выпуск посвящён интеллектуальному вкладу Джудит Рич Харрис — человека, который никогда не занимал профессорской позиции и, по сути, не имел докторской степени.
Вместо диплома её наставники в Гарварде оставили ей довольно пророческое напутствие относительно её профессиональных перспектив (см. Pinker, 2020, с. 1025): «Мы серьёзно сомневаемся, что вы станете соответствовать нашему профессиональному стереотипу того, каким должен быть экспериментальный психолог».
Это предсказание оказалось — хоть и непреднамеренно — поразительно точным.
Её статья 1995 года в журнале Psychological Review — «Где находится среда ребёнка?
Групповая теория социализации в развитии» — и книга 1998 года «Предположение о воспитании» предложили читателям взгляд на развитие ребёнка, который многим показался одновременно абсурдным и оскорбительным.
Главный её тезис был прост: родители не оказывают долгосрочного влияния на личность, предпочтения, темперамент, интеллект или любые другие аспекты характера своих детей.
Эта мысль вызвала у ведущих психологов того времени изумление и даже негодование.
Джером Каган, например, тогда сказал: «Мне стыдно за психологию» (Pinker, 2002, с. 394).
Со временем, однако, импульсивное отторжение сменилось — пусть и не у всех — более взвешенным размышлением, и книга Харрис стала оказывать влияние далеко за пределами возрастной психологии.
Её работа попала в руки социальных психологов, криминологов и других исследователей (см. Beaver, 2024; Novak, 2024).
Даже поведенческие генетики — область, породившая многое из тех данных, на которые она опиралась, — получили от неё новый импульс благодаря свежести её формулировок (см. Grigorenko, 2024; Burt, 2024).
Прежде чем мы перейдём к анализу этих вкладов, читателям, не знакомым с фигурой Харрис и вызванным ею спором, будет полезно кратко вспомнить суть её аргументации и тот интеллектуальный барьер, с которым ей пришлось столкнуться.
«Предположение о воспитании» основывалось на устойчивых результатах поведенческой генетики — области, которая долгое время находилась в тени непонимания, а порой и открытого осуждения, несмотря на необычайную надёжность её выводов по меркам социальных наук.
Харрис с поразительной прозорливостью указывала на проблемы, которые позже привели к так называемому «кризису воспроизводимости»: малые выборки, сомнительные исследовательские практики, отсутствие попыток репликации (Open Science Collaboration, 2015).
После выхода её книги поведенческие генетики стали всё смелее формулировать обобщающие положения: «Три закона поведенческой генетики» (Turkheimer, 2000), позже дополненные «Четвёртым законом» (Chabris et al., 2015), а также список «Десяти наиболее воспроизводимых находок поведенческой генетики» (Plomin et al., 2016) и метаанализ наследуемости, охвативший полвека исследований (Polderman et al., 2015).
Первые два из этих законов были сформулированы ещё в известной статье Plomin и Daniels (1987):
1. Любая психологически значимая черта — от личности до темперамента — отчасти наследуема.
2. Оставшаяся вариация этих черт не объясняется семейной средой (или, по крайней мере, её вклад гораздо меньше генетического).
«Третий закон» добавлял, что наследуемость всегда лежит между 0 и 1, оставляя значительную долю вариации, которую нельзя объяснить ни генами, ни семьёй.
Если называть всё негенетическое «влиянием среды», то это означает: среда важна — но именно необщая (non-shared), то есть та, которая не разделяется детьми, растущими в одной семье (см. Willoughby et al., 2023).
Содержание «необщей среды» до сих пор остаётся своего рода чёрным ящиком: это могут быть новые мутации, шум в нейрональном развитии, случайные травмы или инфекции, уникальные жизненные события, а также взаимодействия (в смысле дисперсионного анализа) между врождёнными чертами ребёнка и реакцией на них родителей.
Что именно входит в этот ящик — до сих пор неясно.
Интересно, что хотя сама тема наследуемости всегда была политически взрывоопасной (Pinker, 2002, 2016), наибольшее сопротивление у читателей Харрис вызвало не это, а именно отсутствие влияния семейной среды на развитие.
Как писали Costa и McCrae (1987, с. 22) в своём комментарии к работе Plomin и Daniels: «Если бы сегодня провести опрос среди клинических, возрастных и персональных психологов, большинство, вероятно, заявили бы, что личность в значительной мере формируется опытом, и что родительские стили воспитания — главный фактор...
Если Plomin и Daniels правы, почему же огромный массив доказательств не заставил специалистов изменить своё мнение?».
Часть ответа заключалась в том, что исследователи считали, будто у них есть такие доказательства — но их не было.
Поскольку в психологии долгое время доминировало представление о ребёнке как о «чистой доске» (Pinker, 2002/2016), исследователям даже не приходило в голову, что работы, в которых сопоставляется поведение биологических родителей и их детей, не учитывают общий генетический фон и, следовательно, принципиально не в состоянии отличить влияние наследственности от влияния среды.
Такие исследования могли показать только корреляцию между поведением родителей и исходами у детей (Barnes et al., 2014).
Огромное число подобных корреляционных работ по своей сути не могло отличить наследование от воспитания.
Харрис без обиняков указала коллегам на этот конфуз и прямо заявила: большинство исследований в их области — бессильны с точки зрения установления причинно-следственных связей, особенно когда речь идёт о «влиянии родительства».
При этом саму Харрис интересовали не столько гены, сколько процесс социализации.
Но она подчёркивала: до тех пор, пока не учтено смешение генетических и средовых факторов (что возможно только через исследования близнецов, усыновлённых детей и др.), изучать социализацию бессмысленно (Harris, 1995, 1998, 2006).
И вот в чём была неожиданность поведенческой генетики: среда важна — но не семейная, а именно внесемейная.
Задача, как она её видела, состояла в том, чтобы понять, что именно в этой внесемейной среде оказывает влияние.
Её главным кандидатом стали сверстники и группы сверстников.
Это особенно очевидно в процессах социализации и аккультурации: дети явно усваивают язык, акцент, музыку, одежду, еду и даже политические взгляды именно от сверстников, а не от родителей — особенно когда те расходятся (например, при иммиграции или межпоколенческих сдвигах; см. Pinker, 2002).
Гораздо менее очевидна роль сверстников в формировании интеллекта и личности — ведь братья и сёстры из одной семьи обычно разделяют и гены, и родителей, и окружение сверстников, а между тем становятся разными людьми.
Харрис предположила, что дети сами выбирают определённые социальные ниши внутри групп сверстников — отчасти случайно, отчасти в зависимости от своих врождённых склонностей и состава группы.
Занимая в этих группах уникальные роли, дети развиваются по траекториям, которые невозможно предсказать ни по генам, ни по семейному воспитанию.
На этом моменте успех «Предположения о воспитании» оказывается более спорным (хотя Харрис подробнее развивала эту идею во второй книге — «Ни два одинаковых» / No Two Alike).
Как писал один из нас ещё много лет назад — и это остаётся верным и сегодня (Pinker, 2002, с. 395): «Я убеждён, что дети социализируются — то есть усваивают ценности и навыки культуры — в группах сверстников, а не в семье. Но я не убеждён (по крайней мере, пока) в том, что именно сверстники объясняют формирование личности: почему одни становятся застенчивыми, а другие — смелыми, тревожными или уверенными, открытыми или консервативными. Социализация и развитие личности — это не одно и то же, и сверстники могут объяснять первое, не обязательно объясняя второе».
Спустя десятилетия именно этот интеллектуальный ландшафт и создаёт контекст для настоящего специального выпуска.
Конечно, никто не предполагал, что авторы будут безоговорочно принимать все идеи Харрис (см., например, Burt, 2024).
Как сама Харрис не раз подчёркивала, ценность её гипотез — в их проверяемости.
Статьи в этом выпуске демонстрируют, насколько далеко за пределы возрастной психологии распространились её идеи.
Например, Beaver (2024) и Novak (2024) описывают влияние «Предположения о воспитании» на криминологию.
Beaver рассказывает о том волнении, которое испытывали исследователи в этой области (включая одного из авторов настоящей статьи), осваивая новые подходы — вместе со всеми неизбежными трудностями.
Несмотря на отдельные интеллектуальные стычки, сегодняшние криминологи уже привыкли к идеям, которые ещё недавно казались немыслимыми (Barnes et al., 2014).
Всего несколько лет назад американские криминологи почти не интересовались поведенческой генетикой или другими областями возрастной науки (Beaver, 2024).
Сегодня же многое изменилось, и исследования травматического опыта детства (ACEs), о которых пишет Novak (2024), продолжают вдохновлять новое поколение исследователей. Внутри самой психологии Tice и Baumeister (2024), Grigorenko (2024) и Burt (2024) по-разному оценивают влияние Харрис на свои поддисциплины.
Социальные психологи, как описывают Tice и Baumeister, разделяли с Харрис интерес к тому, как социализация формирует развитие человека.
Но когда они столкнулись с базовыми результатами поведенческой генетики, им пришлось переосмыслить давние убеждения о всепроникающем и долговременном влиянии семейной среды.
Поведенческие генетики, конечно, и до Харрис были знакомы с этими данными, но не все согласны с её выводами.
Burt (2024) предлагает своего рода «гид» по тому, как идеи Харрис были восприняты с течением времени, и указывает на аспекты, требующие пересмотра.
Переосмысление устоявшихся представлений — ключевая тема и статьи Grigorenko (2024).
После выхода «Предположения о воспитании» само понимание того, что такое «воспитание» (nurture), начало меняться. Grigorenko (2024, с. 19) напоминает, насколько прозорлива была Харрис — особенно учитывая, что у неё не было доступа к современным геномным данным:
«„Воспитание“ — это вовсе не нейтральное слово: оно несёт на себе багаж. В буквальном смысле оно означает „заботиться“, „взращивать“; восходит к тому же латинскому корню, что дал нам слова „питать“ и „нянчить“ (в значении „кормить грудью“). Использование слова „воспитание“ как синонима „среды“ основано на допущении, что помимо генов на развитие детей влияет именно то, как их воспитывают родители. Я называю это предположением о воспитании. Только после того, как я сама вырастила двоих детей и стала соавтором трёх изданий университетского учебника по возрастной психологии, я начала сомневаться в этом предположении. И совсем недавно пришла к выводу, что оно — ошибочно» (Harris, 1998/2009, с. 2).
Игнорирование генетической составляющей в таких, казалось бы, чисто „средовых“ факторах, как родительское поведение, мешает всестороннему пониманию происхождения индивидуальных различий у детей и подростков и может приводить к систематически завышенным оценкам влияния родителей.
Мы не должны повторять ту логическую ошибку, против которой боролась Харрис.
Более того: сегодня у нас гораздо больше убедительных доказательств, чтобы выиграть этот спор, чем двадцать лет назад».
Заключительные размышления
Этот специальный выпуск не только подчёркивает влияние Джудит Рич Харрис на изучение детского развития, но и напоминает нам, как легко наука может превратиться в замкнутый клан, где перестают подвергать сомнению собственные методы и догмы.
Кто бы усомнился в том, что родители формируют своих детей?
Потребовался человек извне академической иерархии — «бабушка из Нью-Джерси» без профессорского кресла и блестящего диплома, — чтобы заставить поле признать свои теоретические догмы, слепые пятна и методологические просчёты (Pinker, 2020).
Она бросала вызов «альфа-самцам» своей области с остроумием и изяществом, но при этом всегда оставалась открытой к обоснованной критике собственных идей (Pinker, 2020).
Мы с честью представляем продолжающуюся актуальность работ этой выдающейся исследовательницы.
//КОНЕЦ ПЕРЕВЕДЕННОЙ СТАТЬИ//
Идеи Д.Харрис (от переводчика)
Родители не формируют личность своих детей так, как мы думаем.
Харрис утверждала, что то, какими вырастают дети — их характер, темперамент, привычки, взгляды — почти не зависит от того, как их воспитывали родители (например, были ли они строгими или мягкими, ласковыми или сдержанными).
Вместо этого она предложила другую идею:
Дети учатся быть «людьми» не дома, а среди сверстников.
В группе со своими ровесниками они осваивают язык, манеры, моду, поведение — всё, что нужно, чтобы «вписаться» в свою культуру и социальную среду.
Почему так?
Потому что:
1. Гены уже задают многое (например, застенчивость или активность).
2. Семья — это «домашняя» среда, но в ней ребёнок не учится быть частью общества.
3. Сверстники — это «внешний» мир, где ребёнок находит свою роль и учится вести себя так, как принято «снаружи».
Харрис не говорила, что родители не важны.
Они дают любовь, безопасность, поддержку.
Но они не определяют, каким человеком станет ребёнок в обществе — это делает среда сверстников и врождённые черты.
Её главный вывод: «Дети социализируются не в семье, а вне её».
Что интересного для психоаналитиков?
Идеи Джудит Рич Харрис могут вызвать острую дискуссию среди психоаналитиков по нескольким ключевым причинам, затрагивающим как теоретические основы, так и клиническую практику психоанализа.
Вот основные точки напряжения:
1. Отрицание центральной роли родителей в формировании личности.
Психоанализ, особенно в традиции Фрейда, Кляйн, Винникотта и других, построен на убеждении, что ранние отношения с родителями (особенно с матерью) — фундамент формирования «Я», суперэго, защитных механизмов, привязанности и даже бессознательных конфликтов.
Харрис же утверждает, что родительское поведение не оказывает устойчивого влияния на личность — это ставит под сомнение ядро многих психоаналитических концепций, таких как:
• комплекс Эдипа,
• материнская депривация,
• «достаточно хорошая мать»,
• интернализация родительских фигур.
Для психоаналитика это звучит почти как отрицание самого бессознательного опыта детства.
2. Смешение генетики и среды: критика методологического наивизма.
Харрис напоминает, что корреляция между поведением родителей и ребёнка не доказывает причинности — возможно, общие гены объясняют схожесть.
Это бросает вызов клинической интерпретации, где, например, тревожность ребёнка часто связывается с «тревожным стилем воспитания» матери — но может быть просто унаследована.
Психоаналитики могут возразить: «Да, гены важны, но бессознательное формируется в диаде, в переживании, в переносе — не в статистике».
Тем не менее, это заставляет задуматься: не приписываем ли мы родителям то, что на самом деле исходит изнутри ребёнка?
3. Сверстники как агент социализации — а не семья.
Харрис утверждает, что дети учатся быть «людьми» не дома, а в группе сверстников.
Это противоречит глубоко укоренившемуся в психоанализе представлению, что внутренний мир строится в отношениях «мать–ребёнок» или «родитель–ребёнок», а не в горизонтальных связях.
Психоаналитики могут спросить: «Если групповая идентификация формирует личность, где тогда место для индивидуального бессознательного? Для уникальной истории субъекта?».
4. Угроза терапевтической парадигмы.
Если родительское воспитание не определяет судьбу личности, то:
• Зачем анализировать детские воспоминания о родителях?
• Зачем работать с переносом на аналитика как на «родительскую фигуру»?
• Как понимать регрессии, травмы привязанности или «провалы в заботе»?
Харрис не отрицает важность эмоциональной поддержки в семье, но она отделяет «заботу» от «социализации».
Это может быть воспринято как редукция глубинной психологии до социального обучения.
5. Отказ от идеи «воспитания как формирующей силы» — этический и экзистенциальный вызов
Для многих психоаналитиков (и родителей-клиентов) идея, что усилия по воспитанию «не меняют личность ребёнка», звучит как отказ от ответственности — или даже как обесценивание родительской любви.
Это вызывает не только научный, но и этический дискомфорт: если я не «формирую» ребёнка, то кто я как родитель?
Что тогда вообще значит «воспитывать»?
Вывод
Харрис не отрицает значение детства, но переносит акцент с вертикальных (родитель–ребёнок) отношений на горизонтальные (ребёнок–сверстники) и с «воспитания» — на врождённые склонности и групповую динамику.
Для психоаналитика это — не просто научная гипотеза, а вызов основам смыслообразования, теории развития и самой практики терапии.
Однако эта провокация может быть продуктивной: она побуждает психоанализ уточнить, что именно он считает «влиянием родителей» — и отличать эмоциональную связь от социализирующего давления, бессознательное переживание — от поведенческой корреляции.
Почему «психологическая общественность» так остро отреагировла на идеи Харрис (учитывая, что она «никто»)?
То, что идеи Джудит Рич Харрис вызвали бурную реакцию, несмотря на её «нелегитимный» статус (без докторской степени, без кафедры, без цитируемого академического бэкграунда), объясняется несколькими ключевыми причинами:
1. Идея касалась ядра профессиональной идентичности психологов.
Харрис не просто предложила новую гипотезу — она атаковала одну из центральных догм всей прикладной психологии XX века: «Родительское воспитание формирует личность ребёнка».
Эта идея лежит в основе:
• возрастной психологии,
• клинической психологии,
• психоанализа,
• педагогики,
• социальной работы,
• даже государственной политики (программы родительского образования, профилактика «неправильного» воспитания и т.д.).
Когда человек вне системы говорит: «А если вы все эти десятилетия были не правы?» — это не просто критика, это угроза профессии как таковой.
Отсюда — не безразличие, а импульсивное отторжение, эмоциональная реакция, даже ярость (вспомним Кагана: «Мне стыдно за психологию»).
2. Харрис говорила на языке науки, но вне её иерархии.
Она не была «антинаучной» или «популярной писательницей» в духе самопомощи.
Она:
• тщательно аргументировала свою позицию,
• опиралась на данные поведенческой генетики,
• указывала на методологические слабости (например, отсутствие контроля генетического фактора), • цитировала рецензируемые исследования,
• публиковалась в Psychological Review — одном из самых престижных журналов.
Это делало невозможным проигнорировать её как «дилетанта».
Она не кричала с трибуны — она входила в зал через чёрный ход с блокнотом, полным формул и ссылок.
И это пугало: если «бабушка из Нью-Джерси» может разоблачить слабые места в методах целой дисциплины — кто тогда специалист?
3. Реакция = признание значимости.
Активное внимание — это форма легитимации.
Учёные могли бы проигнорировать Харрис, если бы считали её идеи абсурдными.
Но они не смогли — потому что в её аргументах чувствовалась правда, пусть и неприятная.
Научное сообщество игнорирует то, что не угрожает.
Оно атакует то, что рискует изменить парадигму.
Именно поэтому:
• её критиковали в прессе,
• писали ответные статьи,
• обсуждали на конференциях,
• включали в учебные курсы как «провокационную точку зрения».
Эта борьба автоматически превратила её в интеллектуального оппонента, а не в маргинала.
А любой, с кем спорят серьёзные учёные, становится частью научного дискурса.
4. Книга была написана блестяще — как детектив о науке.
«Предположение о воспитании» — не сухой академический текст.
Это:
• ироничное, остроумное, доступное повествование,
• сюжет с «заговором иллюзий»,
• раскрытие «обмана», в котором все участвуют — даже искренне.
Такие книги выходят за пределы узкого круга специалистов.
Они попадают в руки:
• родителей,
• учителей,
• журналистов,
• студентов,
• криминологов (как показано в специальном выпуске).
И тогда академическое сообщество теряет контроль над нарративом.
Игнорировать уже невозможно — идея живёт в культуре.
5. Наука — не только логика, но и эмоции, статус и страх.
Учёные — люди.
Их работа — часть их самооценки и социального капитала.
Когда Харрис говорит: «Ваши исследования не доказывают причинности», она фактически говорит: «Вы потратили карьеру на иллюзию».
Это вызывает оборонительную реакцию, особенно у тех, чьи теории, гранты, практики и даже терапевтические подходы основаны на «предположении о воспитании».
Они не просто защищают идею — они защищают свой профессиональный мир.
Вывод
Ирония в том, что именно яростная реакция психологического истеблишмента сделала Харрис знаменитой.
Если бы её проигнорировали, она осталась бы малоизвестным автором.
Но её отвергли слишком громко — и тем самым вписали в историю науки.
Как писал Пинкер: «Ей не дали кафедры — но она заняла место в дискуссии, которое не уступит профессорскому креслу».
Так работает настоящая интеллектуальная революция: не через согласие, а через вызов, который невозможно оставить без ответа. Написать в WhatsApp
Контраргумент (от переводчика)
На мой взгляд, привожу, наверное, самый важный контраргумент против теории Джудит Рич Харрис, который, полагаю, очевиден каждому психоаналитику — и одновременно пространство, где её идеи можно продуктивно дополнить, а не просто отвергнуть.
Харрис утверждает, что социализация — процесс, ведущий к «вхождению в культуру», — происходит не в семье, а в группе сверстников.
Но здесь возникает логический и практический вопрос:
А что, если ребёнок не попадает в такую группу?
Кто решает, когда и как он «выйдет наружу»?
Родители как «пропуск» в социальный мир
По Харрис, родители не формируют личность, но они, безусловно, контролируют доступ ребёнка к среде сверстников.
Именно родители:
• решают, пойдёт ли ребёнок в детский сад или останется дома до школы,
• выбирают школу, кружки, секции,
• разрешают (или запрещают) гулять с друзьями,
• определяют круг общения в раннем возрасте.
Таким образом, родители не учат ребёнка быть «человеком» — но они решают, будет ли у него возможность научиться этому у других детей.
Это — парадокс Харрис: чтобы социализация произошла «вне семьи», ребёнок должен сначала быть выпущен из семьи.
А этот акт «выпуска» — в руках тех самых родителей, чьё влияние она считает незначительным для личности.
«Социальный порог» и страх быть увиденным
Здесь особенно интересно соотношение с психоаналитической проблематикой.
Ведь выйти в группу — это не технический акт, а экзистенциальный шаг:
• ребёнок сталкивается со страхом отвержения,
• со стыдом за своё тело, речь, поведение,
• с необходимостью создать маску, чтобы «вписаться».
Если родители не создали базовое ощущение безопасности, ребёнок может отказаться от попытки вхождения в группу — не потому, что он «плохо воспитан», а потому что его психика не готова к уязвимости.
В этом смысле родительская роль — не в обучении социальным нормам, а в обеспечении «безопасной базы» (Боулби), с которой можно рисковать, выходить и возвращаться.
Харрис, возможно, недооценила эту предварительную функцию родительства: не формировать личность напрямую, но дать возможность личности сформироваться где-то ещё.
Крайние случаи: изоляция, домашнее обучение, травма
Что если:
• ребёнок воспитывается в секте и не имеет контакта со сверстниками?
• родители держат его дома из-за тревожности или идеологии?
• он подвергся травме и боится любой социальной ситуации?
В таких случаях группа сверстников недоступна, и тогда именно семья становится единственной «средой».
И даже если личность не «формируется» родителями в обычном смысле, она формируется в отсутствие альтернативы — что тоже форма влияния, пусть и негативная.
Таким образом, роль родителей — не в деталях воспитания, а в открытии двери в мир.
Они не учат быть человеком — но решают, будет ли у ребёнка шанс научиться этому у других.
Вывод
Допустим, что Харрис права в главном: социальные навыки, язык культуры, нормы поведения — всё это усваивается в равных отношениях с другими детьми, а не в асимметричной диаде «родитель–ребёнок».
Но без родительского «пропуска» в этот мир — процесс социализации просто не запускается.
Поэтому более точная формулировка могла бы звучать так:
Родители не определяют, каким человеком станет ребёнок — но они сильно влияют на то, станет ли он человеком в социальном смысле вообще.
Это важное различие — оно сохраняет провокационную силу Харрис, но возвращает родителям их условную, но необходимую роль: не как скульпторов личности, а как хранителей порога между внутренним миром ребёнка и внешним миром.
Приглашаю на индивидуальные консультации и интервизии!
Об авторе
Елена Нечаева родилась, живет и работает в Екатеринбурге. Автор книг по психологии и психоанализу, автор картин в жанре уральского андерграунда и музыкальных клипов. Ведет психолого-психоаналитическую практику с 2007-го года — в Екатеринбурге и онлайн.
