ЗАЧЕМ ПОДРОСТКАМ ЧЕРНЫЙ ЦВЕТ НА РИСУНКАХ?
Попытка объяснения беспокоящимся родителям – стоит ли «диагностировать» черный цвет на рисунках ребенка-подростка и, если стоит, то как...
Уже не раз сообщала, что не работаю с детьми, а работаю со взрослыми. У этих взрослых есть дети. Иногда эти дети – подростки.
Нет-нет, да и начнёт родитель «жаловаться» на ребенка-подростка по разным поводам и событиям. Это законно, логично и понятно, любой ребенок для любого родителя – наиважнейшая и неотъемлемая часть жизни даже, если в запросе клиента-родителя «ничего нет про ребёнка».
Плюс к этому, конечно, есть и личные отношения с друзьями-приятелями, у которых ребенок «уже не тут, но еще не там», то есть уже не ребенок-ребенок, но еще и не взрослый.
Иногда в качестве аргумента своей обеспокоенности и различных страхов-подозрений родитель предъявляет рисунки своего ребенка-подростка:
– Посмотри, сколько тут черного цвета!! У ребенка депрессия! Караул! Что делать и куда бежать?
О причинах, по которым родители «обнаруживают депрессию» (и вообще – какие либо чувства и эмоции ребенка) лишь на рисунках (вроде «Где же вы раньше были, чем занимались и куда смотрели?»), – разговор длинный и другой.
Здесь добавлю лишь удивительное пристрастие некоторых родителей назначать ребенку «возрастной подростковый кризис, который есть болезнь страшная». Про наше отношение к самому слову «кризис» у меня есть целая отдельная статья здесь
Для тех, кто не хочет читать статью про кризисы, скажу кратко: кризис (любой возрастной, в том числе и подростковый) – не болезнь ни в каком понимании, к которой нужно относиться, как к «войне», «кошмару», «чрезвычайному положению», «катастрофе». Прямые аналоги, которые слышала от реальных людей: «Я беременная, а не больная», «Я старый, а не глухой», «Я невыспавшийся, а не тупой» и так далее.
Если родители уже крепко «накосячили», начиная с беременности матери, то организовывать специальную мощную «движуху» в момент «подросткового кризиса» чаще поздно (бесполезно). Работать придется с тем, что есть (выросло) Сейчас и Здесь, ибо уже сделано то, что сделано.
Опять отсылаю к той же статье и повторю здесь: кризис – это не «Нечто Отдельное», которое сваливается «как снег/кирпич на голову», кризис – это период, когда ранее невидимое (незамеченное) уже не может терпеть находиться в латентном состоянии и «всплывает наружу» (кроме прочего).
Ребенок, который уже не совсем ребенок, но еще не имеет своего взрослого опыта, проходит этап очередной социализации, аналогичный тому, когда лялечку из теплого и уютного дома каждое раннее утро тащат на санках в ясли, в детский сад.
А в детском саду есть еще пара десятков таких же лялечек, но разных при том, – «и не захочешь, а социализуешься». При этом лялечки «социализацией» этот увлекательный процесс не называют.
В подростковом возрасте происходит примерно то же («и не захочешь, а социализуешься»), но с существенным отличием: подросток – это не лялечка. Он уже не нуждается в родителях, как в функциях, поддерживающих его тело и телесные потребности.
Его уже давно не надо «возить на санках» (он сам дойдет своими ногами), он может сам одеться (не ждать, когда папа завяжет шнурки на бантики), приготовить себе какую-никакую еду или проглотить сырую сосиску у холодильника (не ждать, когда мама разведет кашку в бутылочке), положить вещи в рюкзак и выбрать – какие вещи ему нужны с собой, а какие не нужны (уже может сделать некий выбор самостоятельно, и родительское решение «вместо него» он уже вправе отодвинуть или принять) и так далее...
Надо ли говорить очевидное: если родители продолжают решать телесные потребности подростка так, будто ему два месяца от роду, то ребенка-то они к себе «привяжут» надолго, вопрос – за что такое наказание для ребенка в виде лишения его своей собственной взрослой жизни?
Не отступаем от тела. В период от ноля, допустим, до 14-16 лет в человеческом (детском организме) происходят весьма мощные изменения. И происходят они каждый божий день.
Если бы такие же изменения и с такой же скоростью происходили в телах взрослых, то взрослые бы «свихнулись» быстро и навсегда. Да, в свой момент взрослые обнаруживают у себя телесные изменения, которые называются «старение» и «естественный износ живого организма». Но у взрослых больше, гораздо больше, чем у подростков «силы мозга» и опыта для того, чтобы к таким изменениям относиться более-менее здраво и осознанно.
У подростков нет взрослого опыта, свои телесные изменения они обнаруживают по факту: вчера не было месячных, а сегодня они уже есть, вчера кожа, кроме головы, была лысая, а сегодня она стала волосатой и так далее... В быстром темпе нарастает мышечная и другие массы, меняется размер ноги, меняется рост и размер бюстгальтера, половой член начинает жить какой-то своей жизнью.
И вот собрал такой подросток свой рюкзачок и пошел в школу или на улицу, а там – ровно такие же подростки (те же детсадовские лялечки, только по-больше размерами). У каждого подростка «свои тараканы», а тут они (подростки) находятся в группе, в которой делятся своими тараканами друг с другом.
Почему делятся, но не с родителями?
Потому, что родители с завидным упорством видят в подростке младенца, который остро нуждается в их поддержке, в первую очередь – по поводу телесных функций.
То есть чувака-подростка (или чувиху) «плющит и колбасит, как Сидорову Козу по полной программе» ввиду вышеперечисленного (как минимум), а родители продолжают интересоваться и контролировать «младенческое», чуть-чуть апгрейдив выражения, но по сути они адресованы младенцу:
– Ты поел?
– Ты уроки сделал?
– Почему от тебя пахнет табаком?
– От тебя пахнет пивом, ты – наркоман?
– Шапку надень.
– Не ешь пиццу, она вредная.
и прочее.
И традиционное «Почему мой ребенок-подросток не делится со мной своими проблемами?». Да потому, что младенцы (те, у кого надо контролировать в первую очередь телесное) не разговаривают (словами)!
Некоторые родители действительно не замечают, что в разной степени настойчивости требуют от детей соблюдения исключительно неких функций, которые, по мнению родителей, очень полезны для здоровья (это называется забота и естественное родительское беспокойство).
Нет, это вовсе не обозначает, что говорить ребенку «Не ходи зимой без шапки!» и «Перестань жрать сырые сосиски!» нельзя. Можно и нужно.
Нежелательно говорить только это и только об этом.
Парадоксально, но факт, очень нередко в таком вот «младенческом функционировании» застревают вполне приличные («достаточно хорошие») родители. Скорее всего, это явление относится к некоей внутренней тревоге родителя, но которая на самом деле не относится непосредственно к ребенку (родитель отыгрывает на ребенке свои собственные истории).
Помнится примерно «сто лет» назад моя свекровь, вполне приличная женщина, живущая в пригороде, во время своих частых визитов и телефонных звонков задавала одни и те же вопросы:
– что мы с мужем едим,
– теплые ли у нас одеяла,
– не нужно ли приехать и «заклеить окна» (то была еще «допластиковая эра»),
– купила ли я ее сыночку зимние носки (нужны только шерстяные, если таких у нас в городе нет, а вязать невестка не умеет, то она свяжет из шерсти лечебной собаки, привезет или передаст с оказией),
– зачем мы поехали заграницу тратить деньги, когда можно их не тратить, а поработать у нее в саду, с интересом разглядывая богатую уральскую природу кверху попами...
{Вот прям чую, как сейчас хихикают те, у кого такие же свекрови, а свекрови тянутся к тяжелым предметам...)))}
При каждом визите к нам, она нагружала и себя, и своего мужа (да, муж у нее был, очень молчаливый), моего свёкра, примерно тонной домашних консервов, своих, экологически чистых, а не таких, какие мы тут, в городе, едим неправильно.
За всё время ни она, ни свёкр не задали ни одного вопроса, вроде: «Расскажите, молодые, как вы живете? Что происходит у вас на работе? Как настроение в целом и в частностях? А что интересного вы увидели в этой загранице? Какие фильмы и книги вам понравились за последнее время? Как дела? Невестка, всё ли у тебя хорошо? А у нас такие-то новости! А у наших соседей другие новости!» и подобное.
Сыночку на тот момент было почти тридцать лет. Но даже его (меня — тем более, как укравшую их единственного отпрыска из дома родного) родители не спрашивали, а нравятся ли ему все эти чудные банки с «заготовками»? Едим ли мы их вообще?
Зачем спрашивать, если «мама плохого не посоветует», мама лучше знает, что должен есть ребенок, когда он должен писать-какать и во что одеваться? Да, знает. Тогда, когда ребенок – младенец.
Вся эта история с «домашними заготовками» приняла весьма причудливые формы. Муж не хотел «обижать родителей» и не соглашался попросить их не привозить результаты упорного огородного труда в таких количествах. Свежие овощи мы, конечно, съедали с благодарностью, а вот банки приходилось раздавать. Но не только раздавать, но и собирать обратно (потому, что пустые банки – это святое, и их сданное количество должно соответствовать принятому количеству).
Вокруг банок танцевались различные движения «с бубнами», так как, разумеется, далеко не все одаренные консервами эти банки возвращали. Поэтому накануне очередного визита родителей мужа, мы носились по магазинам в поисках консервов в таких же «старообрядческих» банках.
Потому, что банки другой формы прозрачно намекали на пренебрежительное отношение детей к труду и заботе родителей (чистая банка, как переходный объект). К тому же у импортных банок сомнительные объёмы, которые не соответствуют одному золотому советскому литру, а крышки у них – вообще бесовские, которыми позорно закручивать отечественные (точнее – отеческо-метеринские) огурцы и помидоры.
Содержимое магазинных консервов отправлялось в унитаз, искомые банки мылись и торжественно передавались родителям мужа. И именно по этому признаку родители понимали, что функционировали заботливо, здраво и непререкаемо верно. Повторю, что ни одного вопроса «Нравятся ли вам наши маринованные огурцы, и нужны ли они вам вообще?» не было.
Особой пикантности многолетней ситуации придавали наши социальные статусы: я была руководителем примерно на двести подчиненных, муж был успешным бизнесменом. Надо ли говорить, что нам «было, чем заниматься» кроме, как заклеивать окна, сушить на балконе перины, пересчитывать банки... Питались мы тем, что сегодня называют «санкционка» или в набирающих силу городских ресторанах. Что совершенно не мешало родителям мужа отодвинуть в холодильнике всю «вредную, недомашнюю и экологически чуждую» еду и запихать в холодильник и рядом с ним «своё, родное, выращенное заботливыми руками в позе Зю на своем личном огороде».
Брак, разумеется, не прожил и шести лет, и распался совсем не только благодаря стараниям родителей мужа, но свой пикантный вклад в крах брака они сумели внести.
Вот, что такое, уважаемые родители, представляют из себя последствия вашей одержимости «младенческим функционированием». И это я привела пример, который скорее забавный, чем иной, а те «дети» давно не были подростками (пример из личной жизни, чтобы не публиковать куда более феерические примеры из не моей жизни, число которым – бесконечность).
Попробуйте представить и сам процесс, и последствия для подростков, никто из которых не является «руководителем на двести подчиненных» или «успешным бизнесменом», у которых еще не сформировался трезвый и отстраненный взгляд на своих родителей («я – взрослый, мои родители – другие взрослые»), и некое здравое чувство юмора в отношении родителей (подросток, хоть уже и имеет способность завязывать шнурки самостоятельно, но всё еще напрямую зависит от родителей финансово, как минимум).
...И вот приходит такой родитель в кабинет, и сорок минут подробно рассказывает о своем беспокойстве в настораживающем его функционировании ребенка-подростка, подробно перечисляя функции младенца в отношении 12-14-летнего «детины».
Повторять не за чем, всё – про неправильное питание, оголенные лодыжки зимой, про «плохие оценки» в школе и далее по списку. Иногда к этому прибавляется курение и употребление алкогольных напитков.
Это тоже и вновь про функции («Ребенок засовывает в себя то, что вредно для его здоровья. Я обязан/а оградить его от этих неверных и вредных для него действий!») и даже без попытки ответить на очевидные вопросы:
«А какого лешего он/а вообще закурил/а? Что такое с ним/ней произошло, что привело к формированию идеи испытания своего тела на прочность? И почему я считаю, что полторы выкуренные сигареты приведут к раку легких? Ох, неужели это моя оговорочка по Фрейду?».
Что характерно – в этом подробном рассказе такие родители «забывают» хоть что-то рассказать о ребенке, как таковом (что-то, кроме функций). Мало того, называют возраст ребенка только после того, как я спрошу. Не описывают даже его внешность (какой он, как выглядит, ну, хотя бы рост, вес, цвет глаз... что ли).
И уж совсем нет ни слова про его чувства, про его отношения со сверстниками и вообще про его жизнь:
– Спасибо, очень интересный и подробный рассказ о том, как с вашей точки зрения, ваш ребенок ухудшает и портит сам себя, не слушаясь ваших справедливых советов и замечаний. А расскажите о том, какой ваш ребенок? Какой он человек? Какой у него характер? (...)
Далеко не все, но некоторые родители после таких вопросов «впадают в ступор», заслышав определение «человек» в отношении «младенца», у которого уже усы выросли. Вот не поверила бы, если бы своими глазами не видела эту «глубокую впадину» в жалобах родителей:
– Ха-ха! Кто «человек»? Моя дочь?
– Да, ваша дочь.
– Вы знаете, когда она была маленькая...
– Нет, не так... Когда она вот прямо сейчас...
Дальше в разной степени успеха и темпа родитель обнаруживает в своем ребенке-подростке «признаки человека». Подросток с младенческим функционированием приобретает очертания и наполнение не просто человека, но и живого при том.
Подытоживаю эту часть и выруливаю на рисунки. Когда подросток, в теле которого происходят выше описанные глобальные изменения, который общается ровно с такими же подростками (которых тоже и так же «плющит и колбасит») он меньше всего (абсолютно никак вообще) нуждается в отправке его обратно в младенческое функционирование.
Читаем – в регресс.
Подростку семимильными шагами надо туда →, а родители неосознанно, но твёрдно тормозят и тащат в другую сторону ←
Успешность такого процесса такая же, как попытаться сзади задержать стартующий грузовой железнодорожный состав. Вариантов немного: или окажешься под составом, или пробежишь несколько метров, сильно устанешь и отцепишься от вагона. В любом случае — состав пойдет дальше.
Кому из врослых понравится, если его автомобиль что-то потянет назад и застопорит, когда разгон только начался?
Подросток растёт (на то он и под_росток), его тело меняется, у него масса вопросов к собственному телу, еще больше вопросов к миру (он его видит впервые без непосредственного участия родителей), а мамка с папкой, как попугаи, требовательно и строго повторяют:
– Лялечка, ты сегодня хорошо покакал/а? Не засовывай в рот грязный пальчик и накрывайся тем одеялком, которое мы тебе подарили!
Ясный день, что ребенок-подросток на все это отвечает «WTF?!» или вообще ничего не отвечает, завязывает свои шнурки на бантики, берет рюкзачок, который наполнил сам и валит в сторону от родителей, которые всю его жизнь толдычат исключительно о функционировании, полезном для здоровья и успешной судьбы в будущем.
С таким же успехом можно спросить у гусеницы, которая находится в процессе превращения в бабочку: «Ты поела? Ты эта... смотри, не кури!».
Если бы у гусеницы были уши и рот, она сказала бы: «Иди ты к черту со своими дурацкими вопросами! Не видишь что ли – у меня совсем другой процесс сейчас! Не можешь помочь? Так не мешай хотя бы!».
Так вот, о черном цвете на рисунках подростков, который некоторые обеспокоенные родители принимают за верный признак депрессии (болезни, проблемы, некоего тайного намёка на непонятно что)...
Уважаемые родители подростков, если вы освоили информацию выше, то, наверное, уже догадались – черный цвет, часто используемый подростками в своих рисунках, – это границы, компенсирующие Хаос. Буквально.
Границы, которые подросток ищет везде и всюду, каждую минуту своей жизни, во внешнем и во внутреннем мире. Потому, что у него внутри Хаос, Хаос в теле, внешний мир он тоже может воспринимать Хаотичным (он его впервые видит без посредничества родителей).
Но не тот Хаос, который «болезнь, сумасшествие, кризис, стихийное бедствие», а тот который и должен быть в его возрасте (сначала был хаос, и только через какое-то время нечто хаотичное становится вселенной, не было бы хаоса – не было бы и вселенной).
Да, та самая гусеница в процессе Превращения выглядит весьма сомнительно! Прямо скажем, выгладит она хреново. Мало того, как только из нее вылупится бабочка, гусеница умрет.
Но к счастью ваш ребенок не гусеница. Во время своего Превращения он не умирает и не умрёт, с ним все в порядке.
Почему таки черный?
Всё проще, чем может показаться («Иногда банан – это просто банан»).
Это я уже сообщаю, как человек одно из хобби которого – живопись.
1. Черный – цвет однозначности, яркости, ясности, конкретики.
Черный – цвет «без сомнений», ставящий жирную точку в конце утверждения.
Через черный и сквозь черный ничего не сможет «просочиться».
Черный – это граница-железяка!
2. Дети не умеют рисовать. В академическом понимании и качестве.
Поэтому черным гримируют собственные косяки в рисунке.
Не хватает мастерства исполнить элемент при помощи разных красок, полутонов, палитры*?
Правильно – «дообъяснить» плохо/криво нарисованную идею легче всего черным. Потому, что «дообъяснить» и себе, и зрителям – хочется, это очень важно!
*Кстати, палитру дети не любят (не используют) не потому, что они совсем не видят полутонов, а потому что не видят в них (взрослого) смысла (это у взрослых есть какие-то свои заморочки с миллионами оттенков, у детей мир проще, по-своему сложен, но проще взрослого, если представить его в красках).
Прибавляем к этим двум пунктам множество хаотичных и хаотических процессов, в том числе неуместные вмешательства родителей, и получаем любимый фломастер подростка – черного цвета, с помощью которого (доступным для подростка способом) он пытается Прибраться, а для этого выстраивание границ на рисунке весьма годится.
И нет, это не про границы «от мира и от всех людей», это именно про Приборку, попытку Систематизировать, «разложить по полочкам».
Нет, черная обводка собственной фигуры – это не траурная рамка, это определение границ собственного тела (которое, напомню, находится в очень активном изменении).
Так что родительские возгласы: «Ребенок на рисунке распилил себя на части! Он хочет себя убить!» и «На рисунке ребенка много черного цвета, у него депрессия!» несите (вместе с рисунками) к представителям помогающих профессий, но не к детским, а к взрослым, и себя не забудьте. Дабы не множить и без того лишний уровень тревоги.
Когда родителям действительно стоит насторожиться?
1. Когда черный цвет не исчезает с рисунков подростка длительное время (нет динамики) и, когда черного цвета действительно много (а других цветов мало или нет совсем).
2. Когда подросток внезапно начинает писать картины маслом размером «два на четыре метра» и ровно, как это делали взрослые Шишкин, Айвазовский, Левитан...
Всему – своё время и место: Левитану – левитаново, подростку – подростково.
Я не работаю с детьми, но работаю со взрослыми, которые были детьми и у которых есть дети.
Обращайтесь, если что... (любой город; первая консультация проводится бесплатно).
С уважением, Нечаева Е.А.
