КТО ПОДНИМЕТ ПОГРЕМУШКУ?

В продолжении статьи «Как ведут себя люди в коронавирусный кризис?» приглашаю поговорить об агрессии, точнее об «агрессухе» – это неофициально принятый в узких кругах термин, в котором есть нечто и от эвфемизма, и вторичные смыслы одновременно.

По теме агрессии написаны тысячи научных и около-научных трудов и будет написано несколько раз по столько-же, «агрессуха» никогда не перестанет быть интересной, так как является неотъемлемой частью нашей жизни – и личной, и общественной.

Попробую рассказать об «агрессухе» именно в контексте развивающегося сейчас кризиса (о признаках и понятии кризиса – далее). Попробуем поразмышлять и разобраться вместе в попытке ответить на очень важный вопрос – что происходит сейчас и здесь?

В качестве эпиграфа привожу точную цитату. Спрашиваю клиента в конце консультации:

– Что сейчас в чувствах?

– Спокойствие такое. Умиротворение. Надежда. Даже... миролюбие какое-то.

– Чего хотелось бы?

– Морду кому-нибудь набить.

Мы далеко не всегда сами себе признаёмся в наших реальных чувствах и транслируем так называемые «прикрывающие» чувства и эмоции. Прикрывающие чувства и эмоции мы вынуждены транслировать вслух по многим и разным причинам. Одна из причин – запрет не только на проявление агрессии, но и на «называние вслух» агрессивных эмоций.

Не всегда и не везде можно сказать: «Я гневаюсь! Я в таком бешенстве, что готов набить кому-то морду!». Примечание: намерение – не есть действие («готов набить» и «набил» – это совершенно разные истории, у которых будут разные последствия).

Иногда мы осознанно или неосознанно «отказываемся» от своих реальных чувств потому, что реальные чувства «слишком активны» для нас и может казаться, что они могут разрушить нас изнутри, поэтому их надо скрыть, спрятать.

Не всегда справедливо сравнивать человека с животным, но в допустимом смысле примерно так же поступает мифический страус, когда при появлении опасности прячет голову в песок, оставляя своё тело открытым и незащищенным. Опасность для страуса никуда не исчезнет, даже если он зароет голову на полтора метра вглубь. И нет, это не про трусость, это про адекватное и осознанное восприятие реальности – и внутренней, и внешней.

Чаще обычного мы можем поступать со своими чувствами и эмоциями так, как описано выше, в периоды кризисов. Причём – любых кризисов. Как было обозначено в выше упомянутой статье, кризис – это, когда «как раньше – уже не будет».

Кризис – это период между «до» и «после». Это период изменения состояния/состояний (например, качества жизни, привычного уклада жизни, изменения в отношениях, возрастные изменения и прочее): «до» кризиса было Так-то, «после» кризиса стало Иначе.

Также кризис можно назвать Событием, скорее в философском контексте. Факт состояния не меняет, а событие меняет. Если наше состояние изменилось, значит событие произошло. Является ли существующий сейчас кризис Событием? Да, безусловно. Мало у кого состояние никак не изменилось. Здесь надо сделать важное примечание: изменения – далеко не всегда «плохо», ведь «иначе», «по-другому», «не так, как раньше» не обозначает «негатив по умолчанию» или «позитив по умолчанию».

В настоящий момент, сугубо по моему мнению и наблюдениям, происходящий сейчас кризис отличается от «обычного» примерно так...

У человечества действительно нет подобного опыта за всю описанную историю. Возможно, когда-то происходило нечто подобное, но тогда мы еще не умели фиксировать происходящее дальше наскальных рисунков. Сегодняшний кризис состоит из совокупности различных факторов, то есть не ограничен лишь масштабностью (масштабность – не единственный фактор).

Второе отличие, как все мы понимаем, беспрецедентный «гигантизм» всех процессов. Даже, если кто-то из нас уверен в намеренной «раздутости и преувеличенности», эта «раздутость» уже есть и активно придаёт свою динамику и движет эту динамику будто без нашего участия.

Третье отличие – внезапность и слишком резкий переход от одного качества жизни к другому. Полагаю, никто из нас не желал ничего подобного. Наша «самоизоляция» не является исключительно «само», мы вынужденно перешли к изоляции, к изменениям в привычной жизни, и эти изменения случились не только не по нашей (личной) инициативе, но и привнесены из вне.

Напомню наши базовые эмоции (это эмоции младенца):

– радость/удовольствие;

– печаль;

– злость/гнев;

– страх.

Выбор эмоций, как мы видим, невеликий. Все наши взрослые чувства – это «производные» наших же базовых чувств (базовые – как «природные», «естественные», как «первоисточник»).

Что делает младенец, когда у него отобрали или когда он «сам потерял» источник удовольствия, например, мамкино молоко или погремушку? Он мгновенно сообщает о потере, испытывая эмоцию печали.

Говорить он пока не умеет, поэтому громко плачет и активно «сообщает своим телом»: «Верните источник удовольствия! Немедленно!». Если источник удовольствия не появляется тут же, то младенец уходит в гнев/злость.

Не могу процитировать то, что младенец мог бы сказать в таком случае, если бы умел говорить, так как в этом тексте было бы очень мало «литературных» слов. То есть младенец, лишившись источника удовольствия проявляет ту самую «агрессуху» (только она у него «детская»).

У взрослых агрессивные чувства и эмоции, как мы знаем, проявляются иначе, в другой форме. Но и там, и тут – агрессия. Что для нас, взрослых, является источником удовольствия и радости?

Таким источником может являться наша жизнь сама по себе, – привычная, размеренная, более-менее осознанная, со всеми своими прелестями и недостатками, проблемами и всем иным...

И вот в происходящем кризисе нас лишили «погремушки» (в самом добром контексте).

Соответственно, мы имеем право уйти в регресс, то есть «вспомнить» более привычное, уже хорошо знакомое и базовое состояние младенца, внезапно лишившегося источника удовольствия. Уход в регрессивные (младенческие) состояния – это, как говорят, норма. Все мы так делаем и не только во время кризиса.

Просто в кризисный период это явление может проявляться гораздо ярче. «Не норма» начинается тогда, когда мы «забываем» выйти из регресса.

Этим мы и отличаемся от младенцев (кроме прочего): взрослый на то и взрослый, чтобы уметь различать базовые эмоции от прикрывающих, регресс от реальности сейчас и здесь.

Взрослые, в отличие от младенцев, могут обслуживать самих себя, принимать решения, планировать, добиваться чего-то, нести ответственность не только за себя, но и за кого-то еще, другое.

Итого, характерными признаками кризиса могут быть:

а) чрезмерно проявляемое желание «немедленно вернуть, как было раньше»;

б) какие-либо регрессивные процессы, которые ярко активировались и не позволяют обнаружить реальность сейчас и здесь;

в) одержимость «традиционным», как паническая боязнь (уже происходящих и грядущих) перемен.

Оброненную на пол погремушку поднимает взрослый. Младенец погремушку не поднимет не только из-за отсутствия физической возможности, но и потому, что он «слишком занят» проявлениями «агрессухи».

Соответственно, только взрослый сможет вернуть себе источник удовольствия и радости.

Обращайтесь, если что... (любой город; первая консультация проводится бесплатно).

С уважением, Нечаева Е.А.